Неточные совпадения
— Я очень рада, что уговорила его завтра собороваться, — говорила она, сидя в кофточке пред своим складным зеркалом и расчесывая частым
гребнем мягкие душистые волосы. — Я никогда не видала этого, но знаю, мама мне говорила, что тут молитвы об исцелении.
— Неужели ты думаешь, что он может выздороветь? — сказал Левин, глядя на постоянно закрывавшийся, как только она вперед проводила
гребень, узкий ряд назади ее круглой головки.
Всё дело спорилось у нее, и еще не было двенадцати, как все вещи были разобраны чисто, аккуратно, как-то так особенно, что нумер стал похож на дом, на ее комнаты: постели постланы, щетки,
гребни, зеркальца выложены, салфеточки постланы.
С трех сторон чернели
гребни утесов, отрасли Машука, на вершине которого лежало зловещее облачко; месяц подымался на востоке; вдали серебряной бахромой сверкали снеговые горы.
Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на
гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево
гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
А иногда же, все позабывши, перо чертило само собой, без ведома хозяина, маленькую головку с тонкими, острыми чертами, с приподнятой легкой прядью волос, упадавшей из-под
гребня длинными тонкими кудрями, молодыми обнаженными руками, как бы летевшую, — и в изумленье видел хозяин, как выходил портрет той, с которой портрета не мог бы написать никакой живописец.
[В рукописи стерто два слова.] мелькали красные крыши господских строений, коньки и
гребни сзади скрывшихся изб и верхняя надстройка господского дома, а над всей этой кучей дерев и крыш старинная церковь возносила свои пять играющих верхушек.
За песками лежали
гребнем на отдаленном небосклоне меловые горы, блиставшие ослепительной белизной даже и в ненастное время, как бы освещало их вечное солнце.
Индейкам и курам не было числа; промеж них расхаживал петух мерными шагами, потряхивая
гребнем и поворачивая голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь; свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком.
Она приникла к изголовью дорогих сыновей своих, лежавших рядом; она расчесывала
гребнем их молодые, небрежно всклоченные кудри и смачивала их слезами; она глядела на них вся, глядела всеми чувствами, вся превратилась в одно зрение и не могла наглядеться.
Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы.
Картина изображала корабль, вздымающийся на
гребень морского вала.
Однако ж мальчик мой, от злости и досады,
Закинул
Гребень свой в реку...
Нет
Гребню и цены у мальчика в глазах.
Лишь няня к волосам, дитя подымет вой:
«Где
Гребень мой?»
И
Гребень отыскался,
Да только в голове ни взад он, ни вперёд:
Лишь волосы до слёз дерёт.
Случись, однако же, что
Гребень затерялся.
А
Гребень говорит: «Мой друг, всё тот же я...
Одна беда: Маша; девка на выданье, а какое у ней приданое? частый
гребень, да веник, да алтын денег (прости бог!), с чем в баню сходить.
— Конечно, если это войдет в привычку — стрелять, ну, это — плохо, — говорил он, выкатив глаза. — Тут, я думаю, все-таки сокрыта опасность, хотя вся жизнь основана на опасностях. Однако ежели молодые люди пылкого характера выламывают зубья из
гребня — чем же мы причешемся? А нам, Варвара Кирилловна, причесаться надо, мы — народ растрепанный, лохматый. Ах, господи! Уж я-то знаю, до чего растрепан человек…
В окна заглянуло солнце, ржавый сумрак музея посветлел, многочисленные
гребни штыков заблестели еще холоднее, и особенно ледянисто осветилась железная скорлупа рыцарей. Самгин попытался вспомнить стихи из былины о том, «как перевелись богатыри на Руси», но ‹вспомнил› внезапно кошмар, пережитый им в ночь, когда он видел себя расколотым на десятки, на толпу Самгиных. Очень неприятное воспоминание…
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой
гребень, сверкая цветными камнями.
Фыркнув, Варвара подошла к трюмо, нервно раздергивая
гребнем волосы.
— Штыки-то, как
гребень! Вычесывают солдатики бунтарскую вошку, вычесывают, слава тебе господи!
Проходя мимо лагерей, он увидал над
гребнем ямы от солдатской палатки характерное лицо Ивана Дронова, расширенное неприятной, заигрывающей улыбкой. Голова Дронова обнажена, и встрепанные волосы почти одного цвета с жухлым дерном. На десяток шагов дальше от нее она была бы неразличима. Самгин прикоснулся рукою к шляпе и хотел пройти мимо, но Дронов закричал...
Марина рванулась, быстро пробежала через двор и скрылась в людскую, где ее встретил хохот, на который и она, отирая передником слезы и втыкая
гребень в растрепанные волосы, отвечала хохотом же. Потом опять боль напомнила о себе.
Ящики выскочили из своих мест, щетки,
гребни, бумаги, письма — все ездило по полу вперегонку, что скорее скакнет в угол или оттуда на средину.
Фрегат взберется на голову волны, дрогнет там на
гребне, потом упадет на бок и начинает скользить с горы, спустившись на дно между двух бугров, выпрямится, но только затем, чтоб тяжело перевалиться на другой бок и лезть вновь на холм.
Тут уж ничего больше разобрать было нельзя: рыцари дрались в общей свалке, сшибались, часто и сильно впивались друг другу в
гребень, то один повалит другого, то другой первого.
Петухи надулись,
гребни у них побагровели, они только что бросились один на другого, как хозяева растащили их за хвосты.
Работа такая же допотопная, как и сама кость, с допотопными надписями на
гребне: «В знак любве» или «Кого люблю, того дарю».
И теперь помню, как скорлупка-двойка вдруг пропадала из глаз, будто проваливалась в глубину между двух водяных гор, и долго не видно было ее, и потом всползала опять боком на
гребень волны.
Огромные холмы с белым
гребнем, с воем толкая друг друга, встают, падают, опять встают, как будто толпа вдруг выпущенных на волю бешеных зверей дерется в остервенении, только брызги, как дым, поднимаются да стон носится в воздухе.
Петух с своим качающимся красным
гребнем казался совершенно спокойным и только закатывал глаза, то вытягивал, то поднимал одну черную ногу, цепляя когтями за занавеску девушки.
Она постояла минутку лишнюю. Он заметил это и, бросив
гребень, двинулся к ней. Но она в ту же минуту быстро повернулась и пошла своими обычно легкими и быстрыми шагами по полосушке коридора.
— А как мы приехали с ним в номер, я хотела уходить, а он ударил меня по голове и
гребень сломал. Я рассердилась, хотела уехать. Он взял перстень с пальца и подарил мне, чтобы я не уезжала, — сказала она.
— Сейчас иду, — отвечал он, берясь за
гребень, чтобы расчесать волосы.
Известие, принесенное Матрешкой, поразило Заплатину как громом, и она даже выронила из рук
гребень, которым расчесывала свои волосы перед зеркалом.
Тут только я заметил, что
гребень хребта, видимый дотоле отчетливо и ясно, теперь имел контуры неопределенные, расплывчатые: горы точно дымились. По их словам, ветер от хребта Кямо до моря доходит через два часа.
Когда начало смеркаться, мы немного спустились с
гребня хребта в сторону реки Горелой. После недавних дождей ручьи были полны водой. Очень скоро мы нашли удобное место и расположились биваком высоко над уровнем моря.
Целый день мы работали не покладая рук, даже не останавливаясь на обед, и все же прошли не больше 10 км. Бурелом, наледи, кочковатые болота, провалы между камней, занесенные снегом, создавали такие препятствия, что за 8 часов пути нам удалось сделать только 4,5 км, что составляет в среднем 560 м/ч. К вечеру мы подошли к
гребню Сихотэ-Алиня. Барометр показывал 700 м.
Поднявшись на ее
гребень, он увидел, что карниз, по которому идет тропа, покрыт льдом.
Поэтому мы спустились немного с
гребня и стали искать место для ночлега на западном склоне.
Горная страна с птичьего полета! Какая красота! Куда ни глянешь — всюду горы, вершины их, то остроконечные, как петушиные
гребни, то ровные, как плато, то куполообразные, словно морская зыбь, прятались друг за друга, уходили вдаль и как будто растворялись во мгле.
Подъем на
гребень Сихотэ-Алиня был настолько крут, что приходилось хвататься руками за камни и корни деревьев.
Подъем у него был продолжительный, но некрутой. Внизу, у подножия хребта, растет смешанный лес, который по мере приближения к
гребню становится жидким и сорным. Лиственные породы скоро уступили место хвойным, и на смену кустарнику и травяному подлесью явились мхи и багульник.
Он то спускался в глубокие промежутки между волнами, то вновь взбегал на волны, увенчанные белыми
гребнями.
Отроги хребта, сильно размытые и прорезанные горными ключами, казались сопками, разобщенными друг от друга. Дальше за ними виднелся
гребень водораздела; точно высокой стеной окаймлял он истоки Такунчи. Природа словно хотела резко отграничить здесь прибрежный район от бассейна Имана. В том же месте, где соединялись 3 ручья, была небольшая полянка, и на ней стояла маленькая фанзочка, крытая корьем и сухой травой.
Лес на
гребне горы выделялся так резко, что можно было рассмотреть каждое отдельное дерево.
Поднявшись на хребет, мы повернули на север и некоторое время шли по его
гребню. Теперь слева от нас была лесистая долина реки Фату, а справа — мелкие речки, текущие в море: Секуму, Одега Первая, Одега Вторая, Тания, Вязтыгни, Хотзе, Иеля и Шакира.